политикой. Его внимание было приковано к Европе.

Беспокойство на северо-востоке королевства причиняли двое братьев

Латур д'Овернь Буйон и Тюренн. Первый не смог смириться с недавней

передачей Франции Седана, его города и княжества, причем без компенсации —

титула князя. Он с первых дней присоединился к эскадрону генералов Фронды

под теоретическим командованием Конти. Тюренн, командовавший очень сильной

германской армией, колебался, принимая решение о присоединении к брату,

хотя к этому его подталкивали честолюбие, (он желал командовать в Эльзасе).

Тюренн собирался присоединиться со своей армией к фрондерам.

Предупрежденный об этом, Мазарини отреагировал очень быстро: он знал цену

Тюренну и сумел уже 16 января подкупить Эрлаха, командовавшего

вспомогательными немецкими частями. После двадцати встреч с гугенотом

Рювиньи, сторонником Мазарини, и банкиром-снабженцем немецкого

происхождения Гервартом, Тюренн решает предать в начале марта, хотя большая

часть войск покидает его. И все-таки Мазарини отвел опасность: его ловкость

и деньги соблазнили армию Германии.

Существовала одна сильная армия — испанская, расквартированная в

Нидерландах. Руководители Фронды не видели ничего плохого в том, чтобы

попытаться завоевать ее расположение. 19 февраля, в день, когда казнили

Карла I: парламент, посмевший 12 февраля, под надуманным предлогом,

запретить войти в зал герольду королевы, решил принять специального

посланника эрцгерцога Леопольда-Вильгельма (побежденного в Лансе и

правившего в Нидерландах), несмотря на резкий протест президента Моле и

некоторых парламентариев. Подобный тайный сговор многим показался

неприемлемым. Мазарини никак не мог согласиться с подобными маневрами,

организованными Гонди, Брусселем, их ближайшим окружением и аристократами-

фрондерами. Благоразумные парламентарии, заседавшие в «центре» парламента,

думали практически так же, что ускоряло ведение переговоров, которые все

это время не прекращались.

Другое событие, в конце концов, заставило «благоразумных» принять

решение: казнь, по приказу фанатиков-протестантов, короля Англии Карла I,

дяди Людовика.

Казнь Карла I ошеломила Париж и даже фрондеров. Казнь ужаснула

большинство французских парламентариев и Сен-Жермен, что дало противникам

Фронды серьезные аргументы. Мазарини еще нагляднее объяснил регентше, на

что может осмелиться парламент против своего монарха.

Кардинал, хорошо знал Европу, повсюду имел информаторов и шпионов, и

давно понял, что представляет собой гражданская война в Англии, поражение

короля при Нейсби, «продажа» его парламенту шотландцами и окончательная

победа армии Кромвеля над тем, что осталось от парламента в декабре 1648

года. Казнь 9 февраля, предоставила Мазарини некоторую свободу действий и

веские аргументы против тех, кто замыслил бы нанести урон монархии.

Самые благоразумные из парламентариев, и те, кто родственными

отношениями или деньгами был связан с финансистами, которых фрондеры

преследовали, грабили и сажали в тюрьму, в открытую начали переговоры с Сен-

Жерменом.

Если не состоявшаяся измена Тюренна давала преимущество Мазарини,

(получил обратно основную часть его войска, немецкую), то прибытие под

Суассон в середине марта эрцгерцога в сопровождении фрондера Нуармутье

подарило надежду парижским переговорщикам. Кроме того, Гонди и Конти,

начали распускать слухи, о прибытии войск из Нормандии и даже с запада, на

помощь Фронде. Но 22 марта стало известно, что войска Дюплесси-Пралена,

поддерживаемые наемниками Эрлаха, быстро теснят испанцев к Нидерландам.

Несмотря на крайние меры коадъютора и Конти, все время надеявшихся на

помощь испанцев, следовало как-то завершать историю. Мир, намеченный в

Рюэле, был заключен 1 апреля в Сен-Жермене и мало-помалу становился

свершившимся фактом.

Высокородных бунтовщиков вознаградили за то, что они соизволили

покориться. Они стали губернаторами провинций или получили огромное

количество золота и серебра. Конти, помимо денежного вознаграждения,

получил право заседать в Высшем совете, что было большой честью, но

продлилось недолго. По возвращении Мазарини пообещал никогда больше не

беспокоить парламент, привлек нескольких новых лиц к участию в финансовых

делах, поклялся, что король не возьмет в долг больше 12 миллионов до конца

1650 года, — это обещание, кардинал не собирался, да и не мог сдержать. В

марте 1649 года в результате предательства верхушки Фронды парижское

восстание было подавлено.[12] 18 августа 1649 года король и двор вернулись

в Париж. Наступало спокойствие. Оно продлилось несколько месяцев.

Начался второй период Фронды, называемый «Фрондой принцев» (16550-

1653).[13] «Фронда принцев» началась после того, как 18 января 1650 г. по

распоряжению королевы были заключены в тюрьму принц Конде, его брат принц

Конти и зять герцог Лонгвиль.[14] Жену, мать и сестру Конде попросили

покинуть Париж. Друзья Конде — Буйон и его брат Тюренн — прочно укрепились.

Брэзе, тесть принца, укрепился в своей мощной крепости в Сомюре. А испанцы

по-прежнему находились на северной границе и в Каталонии, другая ее часть

была занята французами, руководимыми Маршеном из Льежа, Ситуация в

королевстве была неопределенной, шаткой, Мазарини приходилось опасаться и

интриг объединившихся эксфрондеров, и гнева народа.

Кардинал решил действовать через провинции. Поездки заняли большую

часть 1650 года. Кардинал появлялся в Нормандии, Бургундии, Гиени, на полях

сражений. Четыре месяца из двенадцати двор провёл в Париже.

Поездки по Нормандии длились три недели. Экспедиция оказалась легкой.

Атмосферой мира и изобилия воспользовались, чтобы обложить налогом в 300

000 ливров три округа (Руан, Кайен, Алансон), и парламент одобрил этот акт.

На востоке находились последние части Тюренна и испанцы. Королевским

войскам удалось отвоевать у них несколько небольших, но хорошо укрепленных

городов, хранивших верность Конде. Риск нашествия с севера и северо-востока

был на время устранен.

Не считая Бордо и его окрестностей, общая ситуация прояснилась.

Бургундия легко присоединилась к «сторонникам короля». Возвратившиеся из

Нормандии Мазарини и двор, оставались в Париже всего две недели, после чего

министр уехал. В самом начале марта экипажи спокойно двигались в

направлении Бургундии. Всем очень нравилось в Бургундии, и отъезд назначили

только на 2 мая: пребывание здесь длилось два месяца, месяц был проведен в

Париже, затем последовала длительная поездка по Аквитании.

В марте королева осуществила перестановки, которые еще больше

отстраняли от дела сторонников Конде, уже потерявших управление

провинциями.

За всеми этими действиями стоял Мазарини. Он пообещал Гонди богатое

нормандское аббатство Бек, потом изменил решение, предложив Гонди Урскан,

не такое богатое аббатство; Гонди отказался (в марте). Кардинал пообещал

герцогу Нуармутье, другому фрондеру, управление Аррасом с соответствующими

доходами, но передумал и попросил подождать до конца войны.

Герцог Вандомский и его сын Бофор потребовали себе прибыльное

Адмиралтейство с правом передавать должность по наследству. Требование

удовлетворили, и отец и сын принесли клятву верности 1 июня. День спустя

двор покинул Париж, пока Мазарини наблюдал за северным фронтом, который

держался очень стойко. После недолгого, на пять дней, возвращения в Париж

все отправились в длительную поездку на северо-запад и в Гиень, откуда

приходили дурные новости. В Париже тем временем политико-фрондерский котел

кипел все опаснее. Создается впечатление, что все эти месяцы 1650 года

Мазарини главным образом старался выиграть время.[15]

Парламент Бордо и губернатор Эпернон занимали непримиримую позицию,

атмосфера в городе накалялась. Новым фактором стала настоящая фрондерская

армия — дворяне и несколько тысяч крестьян, собранная вокруг замка Тюренна

с помощью принцессы Конде, Буйона, Латремуйя, Ларошфуко и Ленэ. Войска же

губернатора (которые Мазарини собирался осторожно отозвать) находились близ

Кадияка и вскоре получили поддержку маршала де Ламейерэ, командовавшего

несколькими верными полками. Важные персоны, в том числе многие

парламентарии, заняли выжидательную позицию, а народ поддержал принцев и

фрондеров: общество разделилось.

Эпернон отреагировал мгновенно, приведя свои войска к Медоку. По

дороге королева приказала разрушить замок Ларошфуко близ Вертея, добилась

подчинения областей в Пуату и Ангумуа, где наблюдались небольшие волнения,

взяла Либурн и остановилась в Бурке на Жиронде. После жестокого натиска

Ламейерэ на войска Буйона начались переговоры, Гастон выступил в роли

посредника между двором и восставшими. Переговоры завершились к 1 октября:

мятежников амнистировали, Эпернону приказали отвести войска, а принцессу,

ее друзей, сторонников Конде и испанцев попросили покинуть Бордо, после

чего 5 октября король въехал в спокойный Бордо.

На какое-то время дела в Гиени пришли в норму. Мазарини мог заняться

другими, очень сложными делами. Отбывший 15 октября кортеж королевы

вернулся в Пале-Рояль месяц спустя. Мазарини, выезжавший на поля сражений,

приехал в Париж лишь 31 декабря.

Во время долгих поездок по провинциям власть в Париже представляли

герцог Орлеанский министр Летелье, но они не пользовались достаточным

авторитетом, чтобы сдерживать чужие амбиции и держать под контролем сделки

с далеко идущими последствиями. Парламент снова бунтовал, многие

парламентарии поддерживали посаженных в тюрьму принцев, требуя, чтобы те

предстали перед судом парламента, если действительно виновны. Число

сторонников арестантов, выросло, как только к ним снова присоединился

сильный союзник. Гонди, сначала позволивший арестовать принцев, разозлился,

не получив кардинальскую шапочку. Он принялся обрабатывать своих обычных

союзников — кюре, простолюдинов, дам и Гастона, занимавшего неопределенную

позицию. Так складывался парижский антимазариниевский союз, получивший двух

новых союзников.

Фрондеров поддержало мелкое и среднее провинциальное дворянство,

питавшее смутную надежду на Генеральные штаты. Раз в пять лет, собралась

ассамблея духовенства, чтобы поговорить о вере и главное, о деньгах.

Прелаты не любили Мазарини, хотя именно он распоряжался «списком бенефиций»

(назначений). Ассамблея протестовала против грубого и порой жестокого

обращения Эпернона с епископами Гиени, и трижды отказала министру в

субсидиях на войну с католическим королем Испании. Она потребовала

освобождения Конти, заявив, что тот является носителем духовного звания. В

середине августа королева приказала ассамблее переехать в Сент, где

находился двор, но она не подчинилась. Церковь была на стороне принцев.

Прекрасно информированный, Мазарини долго колебался, прежде чем

принять решение о возвращении в Париж. Возвратившись в Париж, кардинал

Мазарини помышлял об одном - как поссорить между собой фрондёров[16]. Он

намеревался поехать в Лангедок, потом в Прованс, где отстраненный от

должности Алэ держался, сражаясь с парламентом, Эксом и Марселем. Мсье

отговорил Мазарини от бесполезной поездки. Кардинал чувствовал реальную

угрозу для себя, однако в декабре ему удалось одержать победу в Ретеле: это

был большой военный успех, одержанный над Тюренном и его временными

союзниками-испанцами, и достигли его благодаря соединению королевских войск

с частями Дюплесси-Пралена, вернувшимися из Гиени. Этот успех

контрастировал с летними неудачами Мсье: в августе армия испанцев и части

сторонников Конде подошли к Парижу. Гастон Орлеанский перевел принцев из

Версаля в Маркусси (прежде чем отправить их в Гавр) и попытался найти людей

и деньги в Париже. После нескольких раундов переговоров, враг, оставшийся

без снабжения, далеко от своих баз, ушел на север.

Победа Мазарини в Ретеле напугала его противников, в том числе Гонди,

королева немедленно заказала благодарственный молебен. Тюренн, оставленный

войсками, серьезно задумался о своей судьбе и решил исполнить свой долг.

Тайно вернувшись в Париж в начале мая, он вскоре отдал себя на милость

королевы, что было большой удачей и для нее, и для юного короля.

Парламент, потребовал от королевы провести расследование против

принцев, но натолкнулся на отказ. 1 февраля Гонди и Гастон заверили

парламент в своей поддержке. Выходя из Высшего совета, Гастон, поссорился с

Мазарини, и дал понять королеве, что не вернется, пока там будет заседать

кардинал.

В Париже усилились антимазаринистские настроения; в кардинале

стали видеть главного виновника гражданской войны, популярность заключённых

принцев возросла. Мазарини оказался в политической изоляции.[17] 4 февраля

парламент потребовал, чтобы королева подписала указы об освобождении

принцев и удалении кардинала. При поддержке Гастона, парламент распорядился

помешать королевской семье покинуть Париж, приказав блокировать Пале-Рояль,

а маршалам Франции повиноваться только герцогу Орлеанскому.

Всеми покинутый, Мазарини быстро подготовился к отъезду. В ночь с 6-го

на 7-е кардинал, отправился в Сен-Жермен. Коадъютор и Гастон приказали

закрыть все городские ворота, мобилизовали ратушу и буржуазную милицию и

принудили парламент вновь издать указ, предписывающий Мазарини покинуть

Францию в двухнедельный срок, а если он этого не сделает, объявить о

«преследовании».

По просьбе объединившихся фрондеров 11 февраля королева согласилась,

чтобы несколько дворян, в том числе Ларошфуко и президент Виоль (ярый

противник Мазарини), поскакали в Гавр для освобождения принцев. Но

кардинал, хорошо осведомленный, ждал своего часа. Он узнал новость в

Лильбонне и первым прибыл в Гавр освободить заключённых.

Трое освобожденных встретили по дороге в Париж, небольшой отряд

фрондеров, прибывший с опозданием. В ночь на 7 февраля 1651 г. Мазарини

бежал из Парижа.[18] Когда Мазарини уехал, королева с детьми осталась

пленницей в Пале-Рояле. Казалось, что благородные сеньоры, достойные

парламентарии, добропорядочные буржуа и мудрые священники, поддержанные

«простым народом», сумеют вместе претворить в жизнь дело, восстановят

королевство в его былом великолепии, благословляемые королем. Мазарини был

в ссылке, которой нельзя было избежать, но точно знал, что ничего подобного

не случится, союзники вскоре перессорятся, а потом передерутся, а он

приложит к этому руку.

По пути к Рейну, как и во время пребывания в Брюле, Мазарини

осуществлял все сношения через верных посланников. Парижские

корреспонденты, кроме королевы и надежных министров Летелье, Лионна,

Сервьена, были давними деловыми партнерами Мазарини или его новыми

сторонниками. К последним принадлежал один из близких Летелье людей,

занимавшийся домашними и крупными финансовыми делами одновременно: Жан-

Батист Кольбер. В письмах делам уделялось столько же внимания, сколько

политике, однако преобладали детали, а генеральная линия оставалась

неясной. Ничто не решалось легко, сношения осуществлялись слишком медленно.

Королева находилась в центре всех интриг, ей неизбежно приходилось

принимать решения, причем зачастую незамедлительно, но она точно знала —

необходимо хитрить и поощрять противоречия между группировками фрондеров.

Запоздавшие новости, которые Мазарини получал из Парижа, были

недостаточно достоверными, отражая смутную и неустойчивую ситуацию,

которая, развивалась в нужном кардиналу направлении распада фрондерских

группировок.

7 сентября было провозглашено и отпраздновано совершеннолетие

четырнадцатого по счету короля Людовика, на девятый год его правления и в

последний год регентства. Совершеннолетие было провозглашено в парламенте,

король произнес речь, присутствующие, в том числе королева, преклонили

колени и поклялись в верности своему королю, потом был отслужен

торжественный молебен. Глубинный смысл заключался в окончании срока

регентства и наместничества герцога Орлеанского на посту главнокомандующего

королевской армией, распускался и Регентский совет. Настоящий Королевский

совет обрел былое могущество, с настоящими государственными советниками

короля в его «личном совете», со своим отделением докладчиков в

Государственном совете. Теперь король должен был подписывать главные

документы и назначать новых министров.

Начало церемонии было отмечено скандалом: королю передали письмо

Конде, пытающегося оправдать свое отсутствие. Людовик навсегда запомнил

этот проступок, граничащий с «оскорблением Его Величества. После назначения

министрами троих людей, которых он ненавидел, Конде отправился с

соратниками на юг, чтобы совершить открытое предательство, вступить в

переговоры с Испанией.

Эти события, обозначали поворот и усиливали позиции Мазарини.

В начале октября королева потребовала, чтобы Мазарини вернулся.

Мазарини ждал этого, но понимал, что его возвращение способно объединить

разрозненные группы фрондеров: прежних, новых, парламентских, буржуазных,

народных, орлеанских, коадъюторских. Кардинал решил подождать три месяца,

но готовиться к отъезду начал уже в конце октября. Для возвращения Мазарини

нужны были войска, политическая безопасность, крепости, где он мог бы

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7