в глазах мировой общественности. И такой выбор пал на Францию, с которой

уже сложились достаточно дружеские отношения. Именно Франция стала

внешнеполитическим козырем в политической игре Джефферсона.

Первое получившие известность внутриполитическое мероприятие

Джефферсона на посту государственного секретаря – исследование возможности

стандартизации в пределах страны, обнародованное в «Докладе о мерах и

весах». Этот доклад дал повод одному английскому ученому выразить

американцам свое восхищение тем, что их государственный деятель

одновременно столь сведущ в науках .

Однако, большее беспокойство в то время вызывали вопросы конструктивного

плана, прежде всего создания в США единой федеральной системы. План

создания такой системы был предложен Гамильтоном. Он был предельно прост:

правительство брало на себя оплату внешних и внутренних долгов государства

в целом и штатов. Соединив экономические интересы с интересами центрального

правительства, Гамильтон надеялся добиться консолидации и стабилизировать

положение. Томас Джефферсон не был против укрепления американского

единства, но многие аспекты федералистской политики тревожили его и

вызывали подозрение. От политики Гамильтона выигрывали спекулянты ценными

бумагами, усиливалась крупная буржуазия северо-запада, укреплялись

консервативные элементы внутри страны. Гамильтон выступал идеологом

развивавшейся в то время в США буржуазии и стремился превратить страну в

строго выраженную централизованную индустриальную державу. Гамильтон

подчеркивал важность развития промышленности, которая могла быть создана

только с помощью высоких охранительных тарифов и государственных субсидий.

Только таким путем, считал он, слабая индустрия штатов могла встать вровень

с высоким уровнем Европы. И министр финансов обратил все свои силы на

расчистку пути для развития капитализма в США. Но Америка в то время

являлась сельскохозяйственной страной. Именно идеологи фермеров и

возглавили самую действенную оппозицию форсированию США в развитии

капитализма. Рост налогов на население и импорт породили оппозицию, быстро

нашедшую логическое обоснование не только в материальных, но и в наиболее

важных гражданских ценностях. Создание этих ценностей уже отождествлялось с

именем автора декларации независимости. Но Джефферсону было трудно вести

широковещательную борьбу с политикой правительства, поэтому этим занялись

его многочисленные политические соратники, и прежде всего Джон Мэдисон.

Особенно остро разгорелась борьба по вопросу оплаты долгов, в которой

предложение Гамильтона потерпело поражение. Джефферсон был в курсе дела и

видел опасность как в крайней изоляции, так и чрезмерной самостоятельности

штатов, предвещающей развал союза. Как идеолог фермерской Америки,

Джефферсон противостоял идеологу капитализма – Гамильтону, но он не желал

распада союза штатов, да и не мог еще предвидеть эффекта гамильтоновских

преобразований.

Основное же внимание Томаса Джефферсона в то время занимали вопросы

внешней политики, и особенно отношения молодой американской республики с

европейскими государствами. Незащищенные границы требовали от американской

дипломатии искусного маневрирования между главными мировыми силами. Надежды

Джефферсона как главы внешнеполитического ведомства зиждились на внутренних

разногласиях колониальных держав, но и разногласия на должны были перейти

грань, ведущую к войне: в случае этого сложная система европейского баланса

сил рушилась, и это почти неизбежно вовлекло бы и США в водоворот политики

великих держав. Целью Томаса Джефферсона был нейтралитет. Он

придерживался нейтралитета не из-за отвлеченных гуманных схем, чего в целом

также нельзя не учитывать, но и исходя из интересов Соединенных Штатов.

Новый мир, пишет он, может «извлечь выгоды из глупостей Старого мира». «Они

должны воевать, а мы – укрепляться». Такой представляет себе Джефферсон

основную линию американской политики. Именно торговой политике и политике

невмешательства в деятельность европейских государств Джефферсон отдавал

предпочтение.

Необходимо отметить, что именно по вопросам внешней политики возникало

больше всего разногласий в правительстве. Дело в том, что Гамильтон и его

соратники, вступавшие в прямую конфронтацию с блоком Джефферсона, пытались

проводить проанглийскую политику, всецело удовлетворяя требования этой

страны. Но государственный секретарь проявлял присущее ему упорство в

данном вопросе и не раз, поддавшись его убеждения, Вашингтон склонялся на

его сторону.

Но, по сути, торговая дипломатия Джефферсона не имела большого

политического экономического и связанного с ним политического успеха:

Америка так и осталось в основном потребителем английских товаров. В этом

смысле она оказалась неэффективной и крайне неудачной. Однако дипломатия

Томаса Джефферсона уберегла Соединенные Штаты от, возможно, рокового

падения – союза части американской буржуазии с ее английскими партнерами,

что создавало реальную угрозу завоеваниям революций и к чему мог привести

курс Гамильтона, рассчитанный на укрепление власть имущих любой ценой. Ради

укрепления основ республиканизма и усиления демократии он готов был

пожертвовать интересами торговцев английскими товарами и не останавливался

в своей борьбе со сторонниками сближения Англии.

Еще одно поражение Томас Джефферсон потерпел от Гамильтона с

подписанием указа о создании национального банка США, главной целью

деятельности которого, безусловно, удачно закамуфлированной, было

продолжение обогащения североамериканской буржуазии.

Таким образом, Гамильтон и Джефферсон возглавляли два формирующихся

политических лагеря, за которыми стояли разные общественные силы. Гамильтон

стоял за ликвидацию всех препятствий на пути внедрения капитализма во все

сферы американской жизни. Он и возглавляемый им буржуазный блок объективно

выступали против большинства тогдашнего фермерского населения страны.

Гамильтон, как и прочие лидеры федерализма, с презрением относился к «серой

и темной» массе поселенцев, расширявших своим трудом западные пределы

государства. Федералисты презирали фермеров, как отсталых и ограниченных

рабов, они ненавидели пионеров Запада как постоянный источник смут и

волнений. В федералистских планах этим группам населения предназначалась

второстепенная роль в государстве.

Томас Джефферсон как лидер демократической оппозиции придерживался

противоположных Гамильтону взглядов. Именно людей земли, фермеров и

сельских хозяев он считал «естественной аристократией». Они – труженики

земли, привыкшие распоряжаться собой в самых сложных условиях., больше были

приспособлены, считал Джефферсон, для самоуправления, чем городские

жители., искалеченные «невежеством и угнетением». В 1791 году Томас

Джефферсон окончательно отходит от поиска компромисса с Гамильтоном и

думает о создании противовеса федерализму.

Отстаивая права колоний на самоопределение, Джефферсон и его соратники

поддерживали справедливое дело борьбы с тиранией метрополии, сдерживающей

развитие американской нации. Аргументы же о «сдерживании» американской

нации другими державами после достижения суверенитета неизбежно принимаю

все более отвлеченный характер.

Взгляды Томаса Джефферсона претерпевают эволюцию. В период

революционного подъема американская буржуазия выдвигает гуманистические

принципы, выступает в защиту ряда общих прав индивидуума и нации. Получив в

свои руки суверенную власть, руководители буржуазного государства

значительно отходят от принципов всеобщей справедливости, ставя теперь во

главу угла интересы «развития нации», что в условиях господства буржуазии

часто становится принципом обоснования экспансии и выгод американской

буржуазии.

Год за годом мы видим эволюцию идеолога революции в более умеренного

буржуазного полтика. Заслуга Джефферсона в том, что он в меньшей степени,

чем другие деятели американской революции, становился на путь политика-

прагматика, выразителя интересов господствующего класса. Он стремился

отстаивать идеи Просвещения, выступал за более совершенное государственное

устройство и в этом отношении оставался верен принципам 1776 года. Однако

все чаще выгода момента становится слишком соблазнительной, а интересы

собственно американские - выше интересов соседних стран, индейцев,

негров, все, кто «тормозит» рост благополучия «среднего американца», о

красноречиво свидетельствует «испанская» дипломатия Джефферсона на посту

государственного секретаря.

Но враждебность вокруг Джефферсона росла, и он уже задумывался об

отставке, хотя и слышал настойчивые контраргументы от своих соратников. В

последние годы, не поступившись своими убеждениями, он оттолкнул

конформистов и еще более восстановил против себя врагов. В происходящей

борьбе ставки Джефферсона были заведомо ниже, его оружие слабее, а

противник многочисленнее и безжалостнее. В середине лета 1793 года

происходит личный кризис. О нем свидетельствует письмо Мэдисону, в котором

Томас Джефферсон пишет: «Обессиленный работой с утра до вечера – день за

днем; зная, что работа эта столь же бесплодна для других, как тяжела для

меня, действуя в одиночку в безнадежной постоянной борьбе против

большинства, которое систематически подрывает общественную свободу и

благосостояние, вынужденный даже в редкие часы отдыха находиться в обществе

лиц, в чьей ненависти я не питаю сомнений...отрезанный от семьи и друзей,

оставив свои дела в состоянии хаоса и беспорядка, короче, отдав все, что я

люблю, в обмен на то, что я ненавижу, - и все это без малейшего

удовлетворения как ныне, так и в будущем... так вот, мой дорогой друг,

пусть этот предмет никогда на встанет между тобой и мной» . В конце июля

Томас Джефферсон уведомляет Вашингтона, что уйдет со своего поста 30

сентября 1793 года. Вашингтон в ответ лично приезжает к Джефферсону, но

разговор идет о его приемнике. Разногласия по этому вопросу с Вашингтоном

заставляют Джефферсона принять решение остаться на своем посту до января

1794 года. Вторая половина года прошла в напряженной обстановке, но Томас

Джефферсон уже твердо пришел к выводу: лучше полное выяснение отношений,

отделение и открытая оппозиция, чем двусмысленность «надпартийной»

политики. 5 января 1794 года он оставил свой пост и уехал на юг, к дорогим

его сердцу людям и памятным местам детства.

Покинув Филадельфию, Томас Джефферсон думал, что уходит от активной

политической жизни. Ожесточение последних лет борьбы вызвало в нем

усталость. Крепкое здоровье и железная воля оказались надломленными. Каждый

день приносил страдания от внутренней неудовлетворенности, порожденной

кажущимся бессмыслием политической борьбы. Чем сильнее страдал Джефферсон в

чуждом ему окружении, тем более близкими становилось ему все то, что так

любил: семья, дом, библиотека, прогулки на свежем воздухе. Летом 1793 года

он встречал гостей и дипломатов в саду, среди деревьев, говоря своим

собеседникам, что чувствует себя прирожденным земледельцем, что политика

ему претит, что он готов сказать: «Невежество – самая мягкая подушка, на

которую только может положить голову человек». Полушутливо, полусерьезно,

он клянется, что в его доме никогда больше не будет ни чернил, ни бумаги.

Так говорил человек, привычкой которого было написание не менее дюжины

писем в день.

В то время Томасу Джефферсону было пятьдесят лет. Образ его жизни

оставался по-прежнему аскетичен. Он гордился тем, что солнце никогда не

заставало его в постели. Курение ему претит, а вино он пьет только за

обедом. В еде он отдавал предпочтение овощным блюдам. Игры в карты в его

доме запретны, так как подобные развлечения он считает пустым

времяпрепровождением.

Постепенно дорога к его усадьбе становится все более многолюдной.

Знаменитый вирджинец привлекает внимание путешественников. Один из них –

Ларошфуко-Лианкур оставил достаточно подробное описание своих визитов в

Монтиселло. Он знакомит нас также с портретом Томаса Джефферсона зрелых

лет, новообращенного фермера, отошедшего, казалось, от политики. «У

господина Джефферосона мягкий, легкий темперамент, для него характерна

обязательность, хотя он несколько холоден и сдержан. Он беседует самым

любезным образом, своим запасом знаний он может поспорить с кем угодно. В

Европе он занял бы выдающееся место среди литераторов., здесь он в этом

отношении уже преуспел; в настоящее время он очень активно и с большой

тщательностью занимается уходом за фермами и строениями; он намечает и

выполняет все, что требует ведение хозяйства.

Джефферсон вернулся в родные места с мыслью уйти из политики. Через

год он вспоминает: «Я ожидал, что, приехав домой, буду жить спокойно и в

свое удовольствие. Однако, его ожидал не покой, а напряженный труд. В

течение нескольких лет он был занят главным образом вопросами улучшения

полей и ферм. Он ведет обширную переписку, основным мотивом которой

является мысль о том, что счастье человечества зависит от прогресса

сельского хозяйства. «Наука никогда не бывает более прекрасной, -пишет он

одному английскому землевладельцу, -чем будучи приложимой к нуждам, и самая

важная среди этих нужд – улучшения в сельском производстве и сельском

хозяйственной экономии». Его увлекали слова Свифта: «Тот, кто сумел

вырастить два колоса или две травинки, там где росла раньше одна, даст

большую пользу человечеству и сослужит более значительную пользу своему

отечеству, чем вся раса политиков, взятая вместе».

Отойдя от государственных дел и уединившись в Монтиселло, Томас

Джефферсон хочет завершить юных дней – окончить постройку дома. Те образцы

архитектуры, которые он видел в Европе, потрясли его воображение и он

решился перестроить дом. «Архитектура - , не раз говорил он, - мое любимое

занятие». Занятый постройкой дома, Томас Джефферсон, казалось совершенно

отошел от общественной жизни. Он многое сделал, превратности политической

борьбы оставили в нем горечь, он ушел, предоставив другим возможность

политической борьбы. Президент Вашингтон напрасно ему возглавить особую

миссию в Испании. Более года понадобилось, чтобы залечить душевные раны,

восстановить силы, чтобы снова проникнуться интересом к делам страны,

переживавшей внутренние трудности и внешнюю изоляцию. Многозначительно, что

Томас Джефферсон после годичного добровольного «изгнания» начинает

заботиться об улучшении связи между Албермалем и Филадельфией.

Возвращение Джефферсона из сельской глуши на авансцену американской

политики было не только важным общественным явление, но и результатом

сложного процесса его внутренней борьбы. Появляются признаки отчаяния –

чувства, до сих пор незнакомого Джефферсону. Гордый и своенравный, он не

признается в этом даже самому себе. Но вот проходит несколько лет, и,

оглядываясь на прошлое, Джефферсон рассказывает дочери: «Я был в домашнем

заточении, не видел никого кроме тех, кто приходил, и в конце концов стал

чувствовать дурное влияние этого на мой разум... Я испытал тогда

достаточный эффект ухода из мира, чтобы увидеть, что это ведет к

антиобщественному и мизантропическому состоянию ума, которое жестоко

наказывает того, кто сдается: и это будет уроком для меня, который я

никогда не забуду». Таков был внутренний фон, предрасполагавший к новому

выходу в мир.

Состояние дел американской республики в то время вызывало беспокойство

и опасения. Хозяин Монтиселло вслушивается, всматривается в события на

национальной арене, и его сердце начинает наполняться скорбью и горьким

предчувствиями. Он причастен к созданию этого государства, он видел его

истоки, его ранний период и сейчас видит признаки нежелательного поворота

событий. Уединенная усадьба возможно была лучшим пунктом для обозревания,

чем заполненный тревогами и делами кабинет. Здесь больше возможностей

размышлять и взвешивать. А ум Томас Джефферсон именно таков: он требует

спокойного созерцания и уединенного обдумывания.

С предстоящим уходом в отставку Джорджа Вашингтона страна лишилась во

многом консервативно-умеренного, но спокойного и рассудительного

президента, пользовавшегося большим уважением. Именно это уважение к

генералу республики, революционеру- республиканцу возвело президентский

пост на соблазнительную для многих монархистов высоту.

В то время уже сказалась вся глубина падения революционных идеалов.

Америка отказалась от своих принципов свободной торговли, соглашаясь на

условия, диктуемые сильнейшей морской державой. Свободные штаты вручали

ключи от свободы своей торговли главному ее врагу. Это было полное

дипломатическое фиаско. Связи Америки с Европой отдавались на откуп

британскому флоту. Казалось, что потерпела поражение сама американская

революция, осуществление ее важных целей снова отодвигалось. Как заметил по

поводу заключения договора Мэдисон: «Трудно даже было вообразить, что мы

вскоре отдадим все под опеку Великобритании, не получив ничего взамен;

кроме того, одним из условий этой злосчастной сделки будет лишение нас

права заключать выгодные нам соглашения с другими нациями». Томас

Джефферсон охарактеризовал этот документ словами: «Это не что иное, как

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7