Введение
Екатерина II расценивается современниками и потомками весьма
различно. Её страстно любили и бесконечно ненавидели. Её превозносили до
небес и проклинали как настоящую дьяволицу. Во времена империи её
величайшей заслугой считалось то, что лишь она вдохнула душу в созданное
Петром Великим тело Российской империи.
Как бы ни оценивалась деятельность Екатерины II, её историческая
значимость неоспорима. Этим она обязана не только деятельность в качестве
правительницы, но в значительной степени силе воздействия личности или,
точнее, мастерству, с которым она заставила считаться с собой и проявила
свою личность в России и далеко за её пределами. Историческое значение
Екатерины, без сомнения, очень велико, и в России в течение целого столетия
после смерти в верхних, европеизированных слоях бытовало убеждение, что
собственное национальное и личное существование является прежде всего её
заслугой. Другой вопрос, правомерно ли приписывать ей на основании этого
историческое величие. Почётный титул “Великая” был ей с готовностью
присвоен ещё при жизни, вскоре после вступления на трон как бы авансом, а
позднее стал официальным.
Я использовала в своём реферате такие типы литературы как:
1. Монография А.Б. Каменского “Жизнь и судьба императрицы
Екатерины Великой ”. М.: Знание, 1997.
2. Учебная литература, которая даёт общие оценки и сведения об
эпохе Екатерины II и её месте в русской истории.
Личность
До 15 лет её звали Софья Фредерика Августа, а ребёнком родители и
друзья называли её Фике или Фикхен. Она выросла в скромной семье
незначительного принца, строгого протестанта и отца, Екатерина получила
некоторое образование, увеличенное собственной её наблюдательностью и
восприимчивостью. В детстве она много путешествовала по Германии, много
видела и слышала. Уже тогда она своей живостью и способностями обращала на
себя внимание наблюдательных лиц.
Никто из её учителей и воспитателей не отметил в ней особого
дарования или чего-либо необыкновенного. Однако некоторые качества,
характерные и в будущем для Екатерины, были ими тогда уже отмечены. Её
воспитательница мадемуазель Кардей жаловалась на некоторую её своенравную
строптивость и недостаток почтения. Умная француженка обратила также
внимание на привычку, характерную и для юной принцессы, и для императрицы -
“слушать одно и думать при этом о другом”. Равным образом уже тогда
проявились некоторые мужские черты её характера; как заметила её
воспитательница, Фике особенно любила мальчишеские игры. К огорчению
немецкого учителя музыки, она была не только совершенно немузыкальна, но и
абсолютно не понимала музыку - без сомнения, характерный штрих. Камеристка
её матери, баронесса фон Принтцен, которая до отъезда принцессы постоянно
её сопровождала и по праву могла утверждать, что знает Софью как никто
другой, характеризовала её как “обычное явление”, как молодую девушку “с
серьезным, расчетливым, холодным рассудком”, который, однако, “был далёк от
всего выдающегося, блестящего, а также от всего того, что могло считаться
заблуждением, чудачеством и легкомыслием”.
Её молодая, эгоцентричная и слегка авантюристичная мать, как считают
позднейшие историки, на благо дочери мало заботилась о её воспитании и
предоставляла ей весьма много свободы. Так что четырнадцатилетняя дочь
прусского генерала и принцесса никогда не воспитывалась для той роли,
которую она должна была играть в громадной Российской империи, но она
оказалась неплохо к этому подготовленной. Что угодно, только не
избалованная, привыкшая приспосабливаться к обстоятельствам и при этом
полагаться на себя, восприимчивая к новым впечатлениям, но не попадающая
наивно и беззащитно в зависимости от них, она имела хотя и скромный, но для
тех условий, в которые она попала, вполне достаточный образовательный
уровень.
Когда Екатерину с матерью вызвали в Россию, для неё не была секретом
цель поездки, и бойкая девочка сумела с большим тактом сделать свои первые
шаги при русском дворе. Отец её написал ей в руководство ряд правил
благоразумной сдержанности и скромности. Екатерина к этим правилам
присоединила свой собственный такт и замечательное практическое чутьё и
обворожила Елизавету, завоевала симпатии двора, а затем и народа. Не старше
15-ти лет, она вела себя лучше и умнее, чем её руководительница мать. Когда
мать ссорилась и сплетничала, дочь старалась приобрести общее расположение.
Она усердно занялась русским языком и православным вероучением. Блестящие
способности позволили ей оказать в короткое время большие успехи, и при
церемонии крещения она так твёрдо прочла символ веры, что всех этим
удивила.
Не любя ни мужа, ни Елизаветы, Екатерина тем не менее держала себя в
отношении их очень хорошо. Она старалась исправлять и покрывать все выходки
мужа и не жаловалась на него никому. К Елизавете же она относилась
почтительно и как бы искала её одобрения. В придворной среде она искала
популярности, находя для каждого ласковое слово, стараясь примениться к
нравам двора, стараясь казаться чисто русской набожной женщиной. В то
время, когда её муж оставался голштинцем и презирал русских, Екатерина
желала перестать быть немкой и отказалась после смерти родителей от всяких
прав на свой Ангальт-Цербст. Её ум и практическая осмотрительность
заставляли окружающих видеть в ней большую силу, предугадывать за ней
большое придворное влияние. И действительно, с годами Екатерина заняла при
дворе видное положение; её знали с хорошей стороны даже в народной массе.
Для всех она стала виднее и симпатичнее своего мужа.
Она считала себя ученицей Вольтера, поклоняясь Монтескье, изучала
Энциклопедию и благодаря постоянному напряжению мысли стала исключительным
человеком в русском обществе своего времени. Степень её теоретического
развития и образования напоминает нам силу практического развития Петра
Великого. И оба они были самоучками.
I. Внутренняя политика Екатерины II. 1.Первые годы царствования
Первые два-три года царствования Екатерины II заслуживают
специального рассмотрения по двум причинам: в эти годы императрица
разбирала «завалы», оставленные предшествующими царствованиями, а с другой
стороны, в эти же годы выявились зачатки новой политики, получившей
название просвещенного абсолютизма.
Спустя семь лет после переворота, когда положение Екатерины на троне
стало достаточно прочным и, казалось, ничто ей не грозило, она мрачными
красками обрисовала положение страны в год, когда заняла престол: финансы
находились в запущенном состоянии, отсутствовали даже сметы доходов и
расходов, армия не получала жалованье, флот гнил, крепости разрушались,
повсюду народ стонал от произвола и лихоимства приказных служителей,
повсюду царил неправый суд, тюрьмы были переполнены колодниками, в
неповиновении находились 49 тыс. приписных к уральским заводам крестьян, а
помещичьих и монастырских крестьян в Европейской России —150 тыс.
Рисуя столь безотрадную картину, императрица, конечно же, сгустила
краски, но во многом она соответствовала действительности. Более того,
Екатерина умолчала о двух главных своих бедах, несколько лет лишавших ее
покоя: первая состояла в насильственном овладении престолом, права на
который у нее отсутствовали совершенно; вторая беда —это наличие трех
законных претендентов на престол в лице двух свергнутых императоров и
наследника — сына Павла Петровича.
От свергнутого супруга удалось избавиться — через восемь дней после
переворота его лишили жизни гвардейцы, приставленные для охраны. Сын Павел
серьезной угрозы не представлял, поскольку он не имел опоры ни в гвардии,
ни при дворе, ни среди вельмож. Самым опасным претендентом Екатерина
справедливо считала томившегося в Шлиссельбургской крепости 22-летнего
Иоанна Антоновича. Не случайно императрица вскоре после воцарения пожелала
на него взглянуть. Он выглядел физически здоровым, но многолетняя жизнь в
полной изоляции нанесла невосполнимый урон — он оказался умственно
неразвитым и косноязычным молодым человеком. Екатерина несколько
успокоилась, но полной уверенности, что '' имя Иоанна Антоновича не станет
знаменем борьбы против нее, не обрела и, как показали последующие события,
была совершенно права.
Екатерина, кроме того, не упомянула о внешнеполитическом наследии,
полученном от супруга: разрыв с союзниками по Семилетней войне, заключение
союза со вчерашним неприятелем Фридрихом II, передача в его распоряжение
корпуса Чернышева и подготовка к войне с Данией.
Проще и выгоднее всего для Екатерины было дезавуировать
внешнеполитические акции Петра III — они были крайне непопулярны как в
обществе, так и в действующей армии и особенно в гвардейских полках, по
повелению императора готовившихся к походу против Дании. Однако отказ от
внешнеполитического курса супруга был неполным: Екатерина не пожелала
пребывать в лагере союзников, чтобы продолжать Семилетнюю войну, но к
радости изнеженных гвардейцев отменила датский поход и отозвала корпус
Захара Чернышева. Не разорвала она и союза с Фридрихом II, поскольку имела
виды на благожелательное отношение прусского короля к судьбам трона Речи
Посполитой, где ожидали скорой смерти Августа III, а также Курляндии, где
императрица намеревалась вернуть герцогскую корону Бирону.
Сложнее обстояло дело с решением внутриполитических задач. Именно в
этой сфере от императрицы требовалось проявить максимум осторожности,
предусмотрительности, умения лавировать и даже действовать вопреки своим
убеждениям. Этими качествами она обладала в полной мере.
Преемственность политики в отношении дворян императрица подтвердила
указом 3 июля 1762 г., повелевавшим крестьянам находиться в таком же
беспрекословном повиновении помещикам, как и прежде. Заметим, личные
воззрения Екатерины на крепостное право вступали в вопиющее противоречие с
ее законодательством, т. е. практическими мерами, не ослаблявшими, а
усиливавшими крепостной гнет. Преемственность политики проявилась и в
подтверждении Екатериной нормативных актов предшествующего царствования:
она оставила в силе указ Петра III о запрещении владельцам мануфактур
покупать крестьян и его же указ об упразднении Тайной розыскных дел
канцелярии.
Оба указа затрагивали интересы немногочисленной прослойки населения.
Первый указ ущемлял мануфактуристов, но их в стране насчитывалось несколько
сотен и их протест можно было игнорировать. Что касается Тайной розыскных
дел канцелярии то ни Петр III, ни Екатерина не уничтожали орган
политическое сыска, а всего лишь изменили его наименование —отныне
политическими преступлениями стали ведать Тайные экспедиции при Сенате и
при Сенатской конторе в Москве. Полная преемственность карательных
учреждений подтверждается тем, что штат Тайной экспедиции был укомплектован
сотрудниками Тайной розыскных дел канцелярии во главе с кнутобойцем
Шешковским.
Зачитываемый крестьянам манифест убеждал их беспрекословно
повиноваться властям, поскольку «собственное сопротивление, хотя бы и
правильными причинами понуждаемо было, есть грех, не простительный противу
Божьей заповеди». Если крестьяне будут продолжать сопротивляться, то их
надлежало усмирять «огнем и мечом и всем тем, что только от вооруженной
руки произойти может».
Наконец, Екатерине II довелось «расчищать» еще один завал,
оставленный ей в наследие Елизаветой Петровной, опубликовавшей в 1752 г.
манифест о проведении в стране межевания земель. Манифестом 1765 г.
Екатерина отказалась от проверки владельческих прав на землю и
руководствовалась принципом оставления за помещиками земель, которыми они
владели к 1765 г. Таким образом, все земли, ранее захваченные у казны,
однодворцев и соседей, передавались помещикам в безвозмездное пользование.
Мемуарист А.Т. Болотов назвал его «славным манифестом», вызвавшим «великое
потрясение умов». Только в XVIII в. в руках помещиков оказалось около 50
млн. десятин земли, на владение которой они юридических прав не имели.
Манифест 1765 г. положил новый этап межеванию, значительно ускорив его
проведение.
Главная цель Екатерины II состояла, однако, не в подтверждении или
развитии законодательных инициатив своих предшественников и в особенности
супруга, а, напротив, в доказательстве никчемности законотворчества Петра
III: надлежало опорочить его царствование, убедить подданных, что страна в
его правление катилась в пропасть и единственное ее спасение состояло в
низложении опасного для судеб нации монарха. В частности, надлежало
определить будущее двух важнейших нормативных актов шестимесячного
царствования Петра III: манифестов о вольности дворянства и о секуляризации
церковных имений.
Ученице Вольтера, конечно же, импонировала секуляризация, но она,
зная недовольство церковников манифестом Петра III, поспешила обвинить
бывшего супруга, что он «начал помышлять о разорении церквей», и объявила
секуляризацию мерой «непорядочной и бесполезной», заверила церковников, что
у нее нет желания «присвоить себе церковные имения».12 августа 1762 г.
императрица ликвидировала Коллегию экономии и вернула вотчины духовенству.
Это была тактическая мера. В конце того же года она поручила рассмотреть
судьбу церковных имений специальной комиссии. Укомплектованная сторонниками
секуляризации комиссия сочинила угодный императрице доклад, и она 26
февраля 1764 г. утвердила его — недвижимые и движимые имения черного и
белого духовенства подлежали секуляризации. В спор светской и духовной
власти за право владения церковным имуществом вмешались монастырские
крестьяне, отказавшиеся повиноваться монастырским властям. Это укрепило
Екатерину в намерении осуществить секуляризацию.
Императрица полагала, что освобождение дворян от обязательной службы
усилит их независимость от трона, что противоречило ее представлениям о
роли в обществе абсолютной монархии. Однако отменить манифест Петра III она
не отважилась, как не отважилась и подтвердить его. Она решила спрятаться
за спину специально учрежденной комиссии, которой дала два исключающих друг
друга поручения. С одной стороны, она осудила манифест Петра III, ибо он,
по ее мнению, «в некоторых пунктах еще более стесняет ту свободу, нежели
общая отечеству польза и наша служба теперь требовать могут». Из этого
повеления следует, что императрица намеревалась расширить дворянские
привилегии.
С другой стороны, этой же комиссии было поручено изобрести способы,
как заинтересовать дворян в продолжении службы. Комиссия сочинила доклад,
расширявший дворянские привилегии (освобождение от телесных наказаний, от
внесудебных репрессий и др.), но не изыскала мер, вынуждавших дворян
служить. В годы, когда императрица разбиралась с наследием супруга она
стала претворять в жизнь и меры, положившие начало новому этапу в истории
России.
В течение 1762—1764 гг. были отменены монополии на торговлю смолой, а
также на производство обоев, сусального золота и серебра кроме того,
объявлена свобода рыбных, тюленьих и табачных промыслов и свобода открывать
сахарные заводы.
В 1764 г. состоялось открытие Смольного института благородных девиц.
Это был новый тип учебных заведений.
К этим же годам относятся две акции Екатерины, внесшие существенные
изменения в структуру административных органов. Одна из них связана с
проектом Н.И. Панина об учреждении Императорского совета и реформой Сената.
Реформа Сената прошла безболезненно. Рациональное зерно разделения Сената
на шесть департаментов с пятью сенаторами в каждом состояло в том, что его
громоздкий состав позволял многим сенаторам бездельничать, считать своей
главной обязанностью не работу, а присутствие в учреждении. В департаментах
сокращалась возможность прятаться за спины других, повышалась в 6 раз
эффективность работы Сената. Столь же безболезненно произошла и ликвидация
гетманства на Украине. Восстановление гетманского правления, упраздненного
еще при Петре Великом, являлось плодом фаворитизма, когда Елизавета
Петровна в 1750 г. Назначила гетманом 22-летнего брата фаворита К.Г.
Разумовского.
В 1765 г. были введены еще два крупных новшества. Первое из них —
открытие Вольного экономического общества. Оно должно было помочь помещикам
рационально организовать хозяйство, приспособить его к рыночным отношениям.
Другое новшество было связано с объявлением Вольным экономическим
обществом конкурса на лучший ответ на вопрос: «Что полезнее для общества,—
чтоб крестьянин имел в собственности землю или токмо движимое имение, и
сколь далеко его права на то или другое имение простираться должны?» В
течение двух лет Экономическое общество получило 162 конкурсные работы, в
том числе 129 прислали немцы, 21—французы, 7—русские. Конкурсные работы
прислали Вольтер и Мармонтель, Граслен и Эйлер. Они подвергли резкой
критике крепостничество, считали его противоречащим природе и человеческому
разуму, писали о неминуемом упадке общества, в котором господствует
рабство, об угрозе выступлений народа, доведенного до отчаяния, о
паразитизме дворянства.
2.УЛОЖЕННАЯ КОМИССИЯ 1767—1768 гг.
Просвещенный абсолютизм — политика, порожденная временем разложения
феодальной системы и вызреванием в ее недрах капиталистических отношений,
нацеленная на устранение мирными средствами устаревших феодальных порядков.
Страницы: 1, 2, 3, 4
