Ряд признаков личности входит в содержание антиобщественного деяния и потому непосредственно влияет на наличие и степень его общественной опасности. Преступление — неразрывное единство его объективных и субъективных сторон. Субъективная сторона преступления (вина, мотив, цель и эмоциональное состояние виновного) — это психологические процессы личности. Их содержание является одновременно содержанием преступного деяния. Объективная сторона преступления также во многом «заполняется» признаками личности, в том числе и физиологическими. Так, опасность физического и психического насилия, примененного в процессе преступления, не может оцениваться в отрыве от физических особенностей виновного.
К числу признаков личности, составляющих условия совершения преступного деяния, относятся общие признаки субъекта преступления—достижение определенного законом возраста, вменяемость и ряд специальных признаков — должностное положение, состояние военной службы и т. п. Не будь этих признаков у личности, не было бы и преступления, они — необходимые условия совершения преступлений. Однако в содержание преступного деяния они не входят и потому не могут непосредственно влиять на степень его общественной опасности. Возможно опосредствованное (объективными и субъективными признаками деяния) влияние. Так, ответственное положение должностного лица, получившего взятку, повышает общественную опасность этого преступления, так как при указанном условии получение взятки причиняет большой вред нормальной деятельности государственного аппарата.
Все социально-психологические и иные признаки, свидетельствующие о содержании и стойкости антиобщественных взглядов и привычек виновного, относятся к группе признаков личности, характеризующих причину преступления. Именно к этой группе признаков личности относятся прошлое преступление и судимость за него. Они свидетельствуют о повышенной устойчивости антиобщественных взглядов и привычек виновного о его повышенной общественной опасности по сравнению с не судимыми ранее лицами.
Прошлое преступление и судимость за него, как и другие признаки личности, характеризующие содержание и устойчивость антиобщественных взглядов и привычек виновного, не должны приниматься во внимание при оценке преступности совершенного деяния и степени его общественной опасности. Это объясняется тем, что основанием уголовной ответственности является преступное деяние, а не антиобщественные взгляды и привычки лица. «Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, — я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом»1.
Если же связывать решение вопроса о преступности деяния и степени его общественной опасности с прошлой судимостью и с другими отрицательными фактами, характеризующими повышенную опасность личности виновного, то это приведет к тому, что основанием уголовной ответственности станет не преступление, а антиобщественные взгляды и привычки лица, т. е. его общественная опасность. Само преступление будет выступать лишь как симптом общественной опасности личности. Это приведет к произволу, неравенству граждан перед законом в зависимости от социально-психологической характеристики личности (социального происхождения, партийности, прошлого и т. п.). «Законы,—отмечал К. Маркс,— которые делают главным критерием не действия как таковые, а образ мыслей действующего лица, — это не что иное, как позитивнее санкции беззакония»2.
Мы приходим к выводу, что прошлое преступление и судимость за него не влияют на оценку преступности деяния и степень его общественной опасности. Сравнивая деяние, совершенное судимым лицом, с аналогичным по объективным и субъективным признакам деянием лица, совершившего его впервые, мы не обнаружим никакой разницы между ними. Они одинаковы по своей общественной опасности1. Поэтому, в частности, малозначительное деяние, формально предусмотренное уголовным законом, не становится преступлением оттого, что оно совершено ранее судимым лицом или рецидивистом. В подтверждение можно сослаться на практику применения ч. 2 ст. 7 УК РСФСР по делам о малозначительных хищениях, совершенных лицами, отбывающими лишение свободы.
Таким образом, и формально, и фактически основание ответственности несудимых лиц и рецидивистов по советскому уголовному праву едино. Такое решение вопроса соответствует равенству граждан перед уголовным законом, обусловленному принципом социалистического демократизма советского права. Равенство граждан перед уголовным законом требует прежде всего одинакового определения в законе и на практике оснований ответственности — преступлений2.
Равное определение в законе и на практике оснований уголовной ответственности не означает одинакового решения судьбы уголовной ответственности и равной меры наказания разных лиц, совершивших аналогичные деяния. Объясняется это тем, что порожденные преступлением уголовно-правовые отношения не остаются неизменными. Они претерпевают изменения с наступлением юридических фактов, с которыми уголовный закон связывает соответствующие последствия. До реализации уголовной ответственности возможны следующие юридические факты, влияющие на уголовно-правовые отношения: отпадение общественной опасности деяния, что дает основание для освобождения от уголовной ответственности (ч. 1 ст. 50 УК); отпадение общественной опасности личности виновного, что является основанием к освобождению виновного от наказания (ч. 2 ст. 50 УК); отмена соответствующего уголовного закона, его изменение либо издание акта амнистии, что может освободить виновного от обязанности понести уголовную ответственность или смягчить ее (ст.ст. 6 и 56 УК); истечение срока давности привлечения к уголовной ответственности, что, как правило, освобождает виновного от обязанности понести уголовную ответственность (ст. 48 УК РСФСР).
Если перечисленных фактов не было и виновный, следовательно, подлежит уголовной ответственности, то она индивидуализируется в зависимости от степени общественной опасности преступления и личности виновного. При определенных, указанных в законе условиях возможно применение вместо наказания принудительных мер воспитательного характера или мер общественного воздействия. Следовательно, основание уголовной ответственности неадекватно сумме всех перечисленных выше фактов, влияющих на судьбу и меру уголовной ответственности.
В связи с изложенным выше положением о том, что прошлое деяние и прошлая судимость не влияют на оценку общественной опасности повторного деяния, представляет интерес вопрос о природе преступлений, заключающихся в повторном или систематическом совершении административных деликтов, несмотря на привлечение виновного к административной ответственности (ст.ст. 1561, 166, 166', 197, 197', 198, 198i, 1982, 206 УК РСФСР и т. д.).
Некоторые авторы объясняют отнесение указанных деяний к числу преступлений главным образом повышенной опасностью личности виновного1. В. А. Владимиров добавляет, что повторность одновременно повышает общественную опасность деликта, придавая ему новое качество — качество преступного2.
Если предположить, что такое объяснение справедливо, то следовало бы признавать преступлением административный деликт, совершенный лицом, судимым за однородное преступление. Однако закон, в частности постановление Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1968 г. «О применении ст. 9 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство», устанавливает, что лица, ранее судимые за хулиганство и после этого совершившие мелкое хулиганство, подлежат не уголовной, а административной ответственности3.
Основание, по которому закон относит повторное или систематическое совершение административных деликтов к числу преступлений, следует искать не в повышенной опасности личности виновного, а в самих деяниях. Далеко не все административные проступки в случае их неоднократного совершения образуют по закону преступление. Уголовный закон выделяет лишь некоторые из них, наиболее опасные.
Преступление отличается от однородных административных проступков более высокой степенью общественной опасности. В чем она заключена применительно к рассматриваемым преступлениям? Было бы безрезультатно искать повышенную опасность этих деяний в одном последнем (втором, третьем) деликте. Тот факт, что он второй или третий, не делает его более опасным, а следовательно, и преступлением. Предполагается, что преступлением в рассматриваемых случаях является совокупность совершенных лицом административных деликтов.
Повторение правонарушений увеличивает тот ущерб, который причиняется общественным отношениям1. Соответственно возрастает и общественная опасность содеянного. Поэтому законодатель вправе усмотреть в количественном изменении поведения виновного — в совокупности административных деликтов — новое качество — преступление.
Уголовная ответственность за повторное или систематическое совершение административных проступков при соблюдении административной преюдиции в какой-то мере означает уголовную ответственность и за тот (первый) проступок, за который виновный уже понес ответственность, но административную. Это отступление от принципа поп bis in idem оправдывается гуманным назначением административной преюдиции—предупредить виновного об уголовной ответственности, сэкономить уголовную репрессию. Именно так на практике воспринимается назначение административной преюдиции. Виновный под расписку предупреждается об уголовной ответственности в случае повторения проступка.
Административная преюдиция, если она обязательна (в ряде случаев она не предусмотрена законом), становится признаком состава преступления, который недопустимо игнорировать путем ссылки на ст. 15 УК РСФСР. Независимо от намерений виновного и впредь совершать проступки он предварительно должен быть привлечен к административной ответственности.
Признание преступлением не одного (второго или третьего) административного деликта, а их совокупности влечет за собой определенные последствия для уголовного процесса. Уточняется предмет доказывания по уголовным делам такой категории. К предмету доказывания относится вся совокупность административных деликтов, обосновывающих уголовную ответственность виновного.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проблемы понятия рецидива преступлений и наказания рецидивистов принадлежат к числу чрезвычайно сложных и поэтому будут постоянно требовать новых все более глубоких научно-практических изысканий. Удивительно современно звучат сегодня слова австрийского юриста Франца фон Листа, произнесенные им почти столетие назад на Петербургском международном пенитенциарном съезде о том, что уголовная политика сводится к двум проблемам, разрешения которых нельзя дольше откладывать: борьбе с рецидивистами и спасению случайных преступников1.
Изучение истории отечественной уголовно-правовой теории рецидива и законодательства, направленного на борьбу с соответствующим явлением, убеждает в том, что законодательное определение понятия рецидива, как и содержание уголовно-правовых и пенитенциарных мер обращения с рецидивистами, обусловливались на разных этапах истории не только уровнем рецидивной преступности, но также направленностью уголовной политики, остротой классовых противоречий в обществе, господствующей в теории уголовно-правовой концепцией, экономическими возможностями государства по реализации той или иной уголовно-политической программы, другими обстоятельствами.
Для России в области борьбы с рецидивом преступлений специфическим является следующее. В уголовно-правовой теории взгляды на природу рецидива и меры борьбы с ним трансформируются в рамках тех же школ (классицизма, неоклассицизма, антропологической школы, социологической школы) и в том же направлении, что и в теории других стран Европы: от представления о рецидивисте как носителе особо злой воли и убеждения о необходимости ее подавления усиленным наказанием до осознания (в рамках той же классической школы) того, что более отвечающими принципу гуманизма являются идеи индивидуализации наказания и изменения условий отбывания рецидивистами наказания вместо обычного его усиления; и от обоснования превентивного заключения, которое должно применяться в отношении рецидивистов наряду с обычным наказанием, до идеи неопределенных приговоров как компромиссному решению в споре между сторонниками классического и социологического направлений в уголовном праве.
В то же время, в отличие от западного, отечественное уголовное законодательство никогда не знало ни превентивного заключения как одной из мер борьбы с рецидивом, ни неопределенных приговоров для этой категории преступников. Вместе с тем в советский период в нашем законодательстве идея опасного состояния личности была реализована в виде института особо опасного рецидивиста
Кроме того, в России никогда не практиковалось в качестве средства борьбы с рецидивом преступлений так называемое некарательное воздействие. Известно, например, что в некоторых странах Европы эта мера в течение определенного времени применялась и успела разочаровать исследователей рецидивной преступности. В частности, в Скандинавии к началу 70-х гг. нашего столетия наука пришла к выводу о неэффективности некарательного воздействия, которое в фокусе своего интереса имело опасную личность и исповедовало суровые меры воздействия, применявшиеся, однако, исключительно в целях коррекции поведения преступников, но не в целях кары. Теория и практика некарательного воздействия потерпели неудачу не потому, что предлагаемые меры потенциально неэффективны, а потому, что такое воздействие предполагает осуществление серьезных социальных преобразований, применение массированных мер экономического и социального характера. Однако, как сообщает известный норвежский криминолог Н. Кристи, такие меры в необходимом объеме никогда не предпринимались именно в силу их чрезвычайной дороговизны. И это в странах Скандинавии с довольно высоким уровнем жизни и социальной защищенности граждан!
На смену идее некарательного воздействия в западных странах пришла идея удержания, или идея общего предупреждения, ориентированная не на конкретную опасную личность, а на категорию «население». Эта теория основана на научных изысканиях, но в то же время её эффективность можно проверить эмпирическим путем.
Поэтому эта теория весьма соответствует времени, когда причинение боли иным образом ставилось под вопрос1.
К концу 80-х гг. нынешнего столетия становится очевидным, что и система общего предупреждения не способна установить контроль над преступностью. Поэтому успех видится в объединении всего лучшего, что было в идеях некарательного воздействия и общего предупреждения: некарательное воздействие может быть полезно в отношении опасных преступников, но бесполезно в отношении мелких2.
В настоящее время европейские ученые уже не связывают успехи в установлении контроля над преступностью, в том числе рецидивной, с усилением обычных уголовных наказаний, как это пытаемся сделать мы в новом УК РФ. Некарательное воздействие, хотя и сопряжено с причинением боли, не рассматривается в качестве наказания (в традиционном его понимании) за совершенное преступление. Неоднократное совершение преступлений здесь сравнивается с болезнью. По идее некарательного воздействия успех в рамках системы уголовной юстиции считается невозможным. Эта система нуждается в учреждениях для более длительного содержания в трудных случаях, особенно поскольку ей приходится сталкиваться с людьми, признанными опасными преступниками.
Опыт европейских стран по установлению контроля над преступностью и обращению с опасными преступниками заслуживает самого серьезного анализа, хотя в современной России далеко не все европейское может быть реализовано по разным причинам. В частности, практика некарательного воздействия требует огромных материальных затрат, что для нынешней России нереально. Не случайно поэтому мы вновь возвращаемся к идее усиления обычных наказаний рецидивистам — в экономическом отношении это более достижимо. История повторяется: как и сто лет назад мы сетуем на нехватку средств для воплощения в жизнь плодотворной идеи.
В социалистическую эпоху распространенным было мнение о возможности ликвидации преступности, в том числе и рецидивной. Предлагавшиеся меры реагирования на эти явления именовались «борьбой». Сегодня мы не только осознаем, но и имеем возможность открыто заявлять, что до тех пор, пока существует преступность, рецидив преступлений принципиально неистребим. Ни длительная изоляция рецидивистов(вплоть до пожизненного лишения свободы), ни их физическое истребление, ни интернирование, как свидетельствует мировая история обращения с этими преступниками, не являются радикальными средствами, способными решительно влиять на конъюнктуру рецидивной преступности. В этой связи уместно вспомнить в качестве предметного урока достоверный факт из истории обращения с рецидивистами во Франции: здесь в 1885 г. на основании только что принятого закона из метрополии в колонии было выслано 25000 рецидивистов-профессионалов. Однако это никак не повлияло на состояние преступности. Сообщая об этом, Б. Утевский сделал неутешительный, но достаточно точный вывод, выраженный, правда, скорее в форме литературного сравнения, нежели в форме строго научного обобщения: «...на освободившуюся вакансию становится тотчас же наиболее способный выдержать конкуренцию кандидат. Армия преступников не смыкает своих рядов и численно не уменьшается, несмотря на наносимые ей потери»1. К сожалению, с тех пор мало что изменилось в этом отношении.
Осознание невозможности искоренения рецидивной преступности обязывает формулировать для законодателя и правоприменительной практики реальные теоретически обоснованные задачи. Уголовно-правовая и пенитенциарная системы должны обеспечивать такой контроль за поведением опасных преступников, который не позволял бы рецидиву доминировать в структуре всей преступности, когда сама преступность имеет тенденцию к росту. Но не чрезмерное усиление обычных наказаний должно рассматриваться в качестве средства установления такого контроля. Если 150 лет назад наши соотечественники пришли к выводу, что такая мера не согласуется с принципами гуманизма, то тем более это должно быть очевидно нам. При формулировке такой задачи представляется более корректным называть систему мер обращения с рецидивистами не борьбой с рецидивом, а контролем над ним.
Более важной и несравненно более сложной, чем усиление рецидивистам обычных наказаний, является проблема изменения условий отбывания наказания этой категорией преступников. В этой связи актуализируется проблема классификации рецидивистов по степени общественной опасности с установлением разных условий отбывания наказания разными категориями рецидивистов. Уголовно-правовая классификация рецидивов на простой, опасный и особо опасный представляется недостаточной с точки зрения вышеназванной задачи, поскольку в ней не учитывается, в частности, такой показатель общественной опасности преступника, как уровень его профессионализма. Неоднократное осуждение далеко не всегда свидетельствует о профессионализации преступника. В то же время профессиональные преступники совершают подчас серию преступлений, прежде чем предстают перед судом.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5